Анжелика. Победа [= Триумф Анжелики ] - Анн Голон

И еще свечи. Но их нужно экономить. Они зажгут их на праздники. Скоро праздник святой Онорины.

— Мы испечем сладкую булку в честь вашей дочери и станем молиться за нее.

Ночью она услышала, как он бредит. Она открыла глаза и заметила вдоль стен буханки и поняла, что его возвращение, в которое она не верила, действительно состоялось.

Она долго думала и пришла к выводу, что его отбытие для нее стало равносильно смерти, это очень сильно подействовало на нее.

Он лежал возле очага, завернувшись в шкуру.

Испытывая слабость, она подошла к нему и встала на колени. Он спал, что-то бормоча во сне. Он выглядел едва ли не хуже, чем тогда, когда впервые появился у нее, в кожаном мешке. Бледная кожа, ввалившиеся глаза, заострившийся нос, открывшиеся раны — привидение!..

Как он мог выполнить это, совершить такой подвиг?

Она тихонько разбудила его.

— Идите в тепло, в кровать. Я держу пари, что ваши раны снова открылись, и что вы не сделали даже глотка бульона!.. Ах! Ну что мы с вами за парочка!..

Теперь они вместе будут бороться со смертью.

Несколько дней спустя он рассказал ей о смерти Амбруазины де Модрибур. Он узнал новость из разговора двух священников в миссии Сен-Жозеф. Супруга нового губернатора, будучи с официальным визитом в Монреале, пошла на прогулку и стала жертвой странного покушения. — Она мертва! Дикое животное растерзало ее! — Я не впервые слышу об этом.

— На этот раз это правда.

Мнения по поводу этой смерти разделились. Одни говорили о звере, другие — об ирокезах.

— Вы знаете детали? Не так уж часто высокородная дама подвергается нападению диких зверей на острове Монреаль, густо населенном.

— Мадам де Горреста пошла погулять к старой мельнице на западной границе острова. Несмотря на ее репутацию добродетельной и порядочной дамы, злые языки утверждают, что у нее было там любовное свидание.

— Всегда одно и то же, когда говорят о ней. Одни — невинны, они думают о ее очаровании, другие знают все и молчат, а если и говорят, то за спиной. Итак, она пошла к мельнице. И потом?

Старый друг детства Амбруазины усмехнулся.

— И Архангел прилетел! Там было и чудовище!..

— Что видели люди?

— Ничего! Ни малейшего следа! Если и были настоящие улики и следы, то их тщательно уничтожили. Это-то и навело на мысль об индейцах, способных на такую осторожность. Господин де Горреста обезумел от гнева. Кто-то нашептал ему, что во всем виноваты индейцы, и он объявил им войну. Хотя судя по ранам на теле, здесь «поработало» дикое животное. Но губернатор не захотел смотреть.

Вождь гуронов предложил войну. Армия с канадскими дворянами во главе отправилась к озеру Шамплейн. Вождей Пяти Наций обманом заманили на пир и там, сковав цепями, отправили на галеры короля.

Только Уттаке и Таонтагет, бывшие в далеких краях, избежали их участи.

Армия продолжала двигаться в направлении Пяти Озер. Но началась зима, и экспедиция стала невозможной. Они попрятались в форты и селения. Все начнется снова весной.

— Зло продолжает следовать по ее пятам. Она действительно мертва?

— Насколько может быть мертва женщина, голову которой обнаружили между ветвей дерева, а тело валялось рядом, у подножия ствола.

Пророчество сбылось.

Как только у него появились силы ухаживать за своими ранами самостоятельно, он перебрался в комнату Лаймона Уайта. Очаг в ней сообщался с центральной печью, которая была устроена согласно правил Новой Англии. Она выходила на четыре камина: один был в комнате Джонаса, два — в большом зале и последний — в спальне Уайта. Он занимался домом. По ночам он следил за огнем в камине. Он двигался шагами волка, словно тень.

Анжелика, не имея особенных забот, могла спать и набираться сил. Д'Оржеваль часто выходил на платформу, чтобы удостовериться в том, что зима подходит к концу. Выпадало много снега. Двери и окна были блокированы. Но это их не пугало. Снег был знаком того, что становится теплее.

Анжелика не боялась и не ненавидела снег. Он прятал их, он укрывал их мягким слоем посреди мертвой пустыни, где бушуют ураганы.

Как была длинна эта зима! Однако, с каждым днем она шла на убыль.

Когда она представляла себе состояние священника, в первый раз появившегося на ее пороге, и сравнивала его с настоящим днем, она могла отдать себе отчет в том, что время пролетело быстро.

В то утро она сидела возле камина и сворачивала бинты в рулоны, предварительно выстирав их в теплой воде. Она надеялась, что долго ей не придется ими пользоваться. Внезапно перед ней возник отец д'Оржеваль, одетый в черную сутану.

Он был именно таким, каким она представляла себе его в годы их вражды. Сколько раз она ошибалась и принимала за него то отца де Вернона, то Жоффрей, то отца де Геранд. И сколько было других случаев, когда она говорила себе: это он! Час битвы настал!.. И ошибалась.

И вот он стоял перед ней, в сутане, перетянутой поясом, с распятием на груди, такой элегантный и изящный, похожий на Игнатия Лойолу.

Она подумала: «Как он красив!», и еще: «Откуда он взял сутану?», и вдруг ее пронзила догадка: «Он хочет уйти!»

Но он не дал ей и рта раскрыть. Он сразу же сказал ей, чтобы она не пугалась и не волновалась. Пусть она продолжает свое занятие: он хочет просто поговорить.

Он заверил, что не собирается никуда уходить, по крайней мере, до того, как передаст Анжелику и ее детей в руки друзей.

Но он считал необходимым обсудить с ней кое-какие моменты его жизни.

Сначала он заговорил о своем самом лучшем друге, Клоде де Ломенье-Шамбор.

Он поведал ей о том, как возникла их дружба и их чувство любви, любви духовной, так что каждый из них стал для другого символом пламени, зажигающего его сердце, олицетворением Вселенской любви, которую они распространяли на все человечество.

Она слушала его внимательно, продолжая заниматься своими рулонами.

Когда он коснулся пылкости чувства, которое объединило его с Ломенье-Шамбором, она подумала о Рут и Номи, и ее сердце возликовало от слов этого священника в черной рясе, который подтверждал и ее чувства к подругам.

Ее мало-помалу охватывала уверенность, что в этот час они могут сказать друг другу все.

Они были одни в этом мире.

Никто не мог их услышать, никто не мог прервать их или использовать их слова против них самих.

Они знали, что поймут друг друга. Они не боялись запутаться, обмануться, ранить или расстроить друг друга, они перестали быть врагами. У них был один свидетель — Господь Бог.